П.А Столыпин. Политико-психологический портрет

автоматически потерял силу 20 апреля 1907 года. Казни, однако, не

прекратились, поскольку продолжали действовать военно-окружные суды.

Большинство мемуаристов и историков не считают Столыпина «генератором

идей». Но мы помним, что он имел достаточно твердые взгляды относительно

общины, хуторов-отрубов и способов их насаждения. Это составило стержень

его аграрной программы. Кроме того, Столыпин был сторонником серьезных мер

по распространению начального образования. Оказавшись на посту председателя

Совета министров, он затребовал из всех ведомств те первоочередные проекты,

которые, действительно, давно были уже разработаны, но лежали без движения

вследствие бюрократической привычки откладывать любое крупное дело. В итоге

Столыпину удалось составить более или менее целостную программу умеренных

преобразований. Реформистская деятельность правительства, заглохшая после

отставки Витте, вновь оживилась. В отличие от Дурново и Горемыкина,

Столыпин стремился не только подавить революцию при помощи репрессий, но и

снять ее с повестки дня путем реформ, имевших целью в угодном для

правительства и правящих кругов духе разрешить основные вопросы,

поставленные революцией.

Чтобы перехватить инициативу у Думы, правительство начало реализацию

своей программы, не дожидаясь ее созыва. 27 августа 1906 года по 87-й

статье был принят указ о передаче Крестьянскому банку для продажи

крестьянам части казенных земель.

5 октября последовал указ об отмене некоторых ограничений в правах

крестьян. Этим указом были окончательно отменены подушная подать и круговая

порука, сняты некоторые ограничения свободы передвижения крестьян, избрания

ими места жительства, отменен закон против семейных разделов, сделана

попытка уменьшить произвол земских начальников и уездных властей, расширены

нрава крестьян на земских выборах.

Указ 17 октября 1906 года конкретизировал принятый по инициативе Витте

указ 17 апреля 1905 года о веротерпимости. В новом указе были определены

права и обязанности старообрядческих и сектантских общин. Представители

официальной церкви так и не простили Столыпину того, что старообрядцы

получили определенный устав, а положение о православном приходе застряло в

канцеляриях.

9 ноября 1906 года был издан указ, имевший скромное название «О дополнении

некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского

землевладения и землепользования», согласно которому каждый домохозяин

получил право «укрепить» свой чересполосный надел в личную собственность. В

дальнейшем, дополненный и переработанный в III Думе, он стал действовать

как закон 14 июня 1910 года. 29 мая 1911 года был принят закон «0

землеустройстве». Эти три акта составила юридическую основу серии

мероприятий, известных под названием «столыпинская аграрная реформа».

Мы помним устойчивую, даже наследственную неприязнь Столыпина к

крестьянской общине. Помним и тот наказ, который был дан ему дворянским

съездом: «Уничтожьте общину!» И Столыпин, всецело сочувствуя этому

призыву, разрушение общины сделал первоочередной задачей своей реформы.

Предполагалось, что первый ее этап, чересполосное укрепление наделов

отдельными домохозяевами, нарушит единство крестьянского мира. Крестьяне,

имеющие земельные излишки против нормы, должны были поспешить с

укреплением своих наделов и образовать группу, на которую правительство

рассчитывало опереться. Столыпин говорил, что таким способом он хочет

«вбить клин» в общину. После этого предполагалось приступить ко второму

этапу – разбивке всего деревенского надела на отруба или хутора.

Последние считались идеальной формой землевладения, ибо крестьянам,

рассредоточенным по хуторам, очень трудно было бы поднимать мятежи.

«Совместная жизнь крестьян в деревнях облегчала работу революционеров»,—

писала М. П. Бок, явно со слов своего отца. Этот полицейский подтекст

реформы явно просматривается.

Что же должно было появиться на месте разрушенной общины? Узкий слой

сельских капиталистов или широкие массы процветающих фермеров? Ни то ни

другое, кажется, не предполагалось. Первой из альтернатив не хотело само

правительство. Сосредоточение земли в руках кулаков должно было разорить

массу крестьян. Не имей средств пропитания в деревне, они неизбежно хлынули

бы в город. Промышленность, до 1912 года находившаяся в депрессии, не

смогла бы справиться с наплывом рабочей силы в таких масштабах. Массы

бездомных и безработных людей грозили новыми социальными потрясениями.

Поэтому правительство поспешило сделать дополнение к своему указу,

воспретив в пределах одного уезда сосредоточивать в одних руках более шести

высших душевых наделов, определенных по реформе 1861 года. По разным

губерниям этот предел колебался примерно от 12 до 18 десятин. Установленный

для «крепких хозяев» потолок, как видим, был весьма низким.

Что же касается превращения нищего российского крестьянства в

«процветающее фермерство», то такая возможность исключалась вследствие

сохранения помещичьих латифундий. Переселение в Сибирь и продажа земель

через Крестьянский банк не решали проблему крестьянского малоземелья.

В реальной жизни из общины выходила в основном беднота, а также

городские жители, вспомнившие, что в давно покинутой деревне у них есть

надел, и спешившие провести выгодную финансовую операцию. Огромное

количество земель чересполосного укрепления шло в продажу. В 1914 году,

например, было продано 60 процентов площади укрепленных в этом году

земель. Покупателем земли иногда оказывалось крестьянское общество, и

тогда она возвращалась в мирской котел. Чаще покупали землю зажиточные

крестьяне, которые, кстати говоря, сами не всегда спешили с выходом из

общины. Покупали землю и другие крестьяне-общинники. В руках одного и того

же хозяина оказывались земли укрепленные и общественные. Не выходя из

общины, он в то же время имел и укрепленные участки. Свидетель и участник

всей этой перетряски еще мог помнить, где какие у него полосы. Однако уже

во втором поколении должна была начаться такая путаница, в которой не в

силах был бы разобраться ни один суд. Нечто подобное, впрочем, однажды уже

имело место. Досрочно выкупленные наделы (по реформе 1861 г.) одно время

сильно нарушали единообразие землепользования в общине. Но с течением

времени во многих местах они постепенно подравнивались. Поскольку

столыпинская реформа не разрешила аграрного вопроса и земельное утеснение

должно было возрастать, неизбежна была новая волна переделов, которая

должна была смести очень многое из наследия Столыпина. И действительно,

земельные переделы, в разгар реформы почти приостановившиеся, с 1912 года

снова пошли по восходящей.

Следует отрешиться от того наивного представления, будто на хутора и

отруба выходили «крепкие мужики», желавшие завести отдельное от общины

хозяйство. Землеустроительные комиссии предпочитали не возиться с

отдельными домохозяевами, а разбивать их на хутора или отруба все селение.

Чтобы добиться от крестьянского общества согласия на такую разбивку,

власти, случалось, прибегали к самым бесцеремонным мерам давления.

Действительно крепкий хозяин мог долго ожидать, пока в соседней деревне

выгонят на отруба всех бедняков.

Крестьянин сопротивлялся переходу на хутора и отруба не по темноте своей

и невежеству, как считали власти, а исходя из здравых жизненных

соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды.

Имея полосы в разных частях общественного надела, крестьянин обеспечивал

себе ежегодный средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах,

в дождливый—на взгорках. Получив надел в одном отрубе, крестьянин

оказывался во власти стихии. Он разорялся в первый же засушливый год, если

его отруб был на высоком месте. Следующий год был дождливым, и очередь

разоряться приходила соседу, оказавшемуся в низине. Только достаточно

большой отруб, расположенный в разных рельефах, мог гарантировать ежегодный

средний урожай.

Вообще во всей этой затее с хуторами и отрубами было много надуманного,

доктринерского. Сами по себе хутора и отруба не обеспечивали подъем

крестьянской агрикультуры, и преимущества их перед чересполосной системой,

по существу, не доказаны.

Вопрос о прогрессивности аграрной реформы неоднозначно трактуется

историками. Такие ее моменты, как переселение, ликвидация некоторых

ограничений в передвижении крестьян и избрании ими места жительства и рода

занятий, размежевание запутанного землевладения соседних деревень и т. п.,

имели, бесспорно, положительное значение. Польза же таких мероприятий, как

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8