Жизнь и творчество Аристотеля

предшествующего развития философии и сохранить в какой-то форме идею

самодвижения природы. Однако, лишив материальное начало способности к

самодвижению, он пришел к необходимости преобразовать само понятие природы

- фюсис, различив в ней материальную причину как момент статический,

пассивный и неопределенный и форму как момент динамический и определяющий.

В отличие от Платона, у которого эти моменты оказались разделенными

соответственно двум «царствам», бытия идей и «небытия» материи, Стагирит

оба относит к единой природе. Поэтому последняя остается способной к

самодвижению -- но только за счет идеальной внутренней силы, «энтелехии»,

обусловливающей целенаправленность природных процессов. Отсюда идеализм

Аристотеля в понимании «души» как движущего начала.

Аристотель различает четыре вида движения (изменения): (1)

возникновение и уничтожение; (2) качественное изменение, т.е. изменение

свойства; (3) количественное изменение, т.е. увеличение и уменьшение

(собственно, рост и убыль, поскольку Стагирит оперирует здесь главным

образом биологическими примерами), и (4) перемещение, перемена места.

Собственно к движению он относит изменения вида (2)–(4), поскольку

изменение вида (1) есть скорее просто изменение, состоящее в переходе

одной вещи в другую. Между тем, утверждает философ, возникновение и

уничтожение совершаются относительно сущности; для нее же «нет движения,

так как ничто существующее ей не противостоит (Физ., V, 11, 225b). В

качестве движения, возникновение и уничтожение означали бы возникновение из

ничего и уничтожение в ничто, но это невозможно. Движение же в собственном

смысле осуществляется лишь в отношении категорий качества (2), количества

(3) и места (4). Поэтому анализ движения требует более детального

определения категорий, в отношении которых совершается изменение.

Анализ изменения вида (1) приводит Аристотеля к парадоксу

возникновения, о котором мы говорили в связи с фисиологами V в. до н.э. и

атомизмом. Аристотель разрешает его за счет введения понятий возможности и

действительности: нечто возникает только за счет осуществления возможности,

присущей начальной сущности. А значит, возникновение всегда есть

уничтожение чего-то другого, а уничтожение – возникновение другого (см.:

Арист. О небе, I, 3). Но в таком случае получается, что все сущее и имеющее

быть предобразовано в виде возможностей, содержащихся в исходном начале –

первоматерии и «форме форм» – боге. Категории качества и количества и

соответствующие виды движения представляются Аристотелю интуитивно

очевидными. Сложнее с категорией места. Отказавшись от свойственного

атомизму признания пустоты, он связал место с телами вообще. Место – это

граница объемлющего тела. Поэтому оно – свойство не предмета, а

охватывающего тела, а следовательно, предметом может быть оставлено. Тем

самым закладывается основа для атрибутивного поднимания пространства: место

не есть пустота или ограниченная часть пустоты, не субстанция, а атрибут,

свойство тел. Иными словами, «место существует вместе с предметом, так как

границы существуют вместе с тем, что они ограничивают» (Физ., IV, 4, 212

а).

Аналогичным образом разрешается проблема времени, которое связывается,

однако, не с телами, а с движениями. Время не есть движение, но оно не

существует без движения. Оно – «число движения по отношению к предыдущему и

последующему» (там же, 11, 219b). Место мира конечно, будучи ограничено

небесным сводом, а потому возможны абсолютные движения и покой

(относительно «неба»), а также имеются абсолютные верх и низ. Время же

бесконечно, ибо если все частные процессы конечны и их длительность

оценивается временем, то единый и вечный мир должен иметь бесконечную

длительность. Она измеряется наиболее совершенным, круговым движением

небесного свода, и поэтому сама – циклична. Время – число движения. Но

может ли число существовать в отсутствие души? - спрашивает Стагирит. –

Нет, ибо нет числа без считающего. «Если же ничему другому не присуща

способность счета, кроме души и разума души, то без души не может

существовать время, а разве [лишь] то, что есть как бы субстрат времени»

(там же, 14, 223а). Этот субстрат – движение. Такое материалистическое

понимание числа, не существующего, по Аристотелю, вне души и ума, ведет к

субъективизации времени, превращению его в принадлежность «души».

Применительно к космическому времени это означает обращение к «мировой

душе».

Таким образом, Аристотель понимает пространство (место) и время главным

образом в атрибутивном смысле (как свойство некоторой субстанции, материи и

движения соответственно), но одновременно говорит о них и в смысле

реляционном, т.е. понимает их как существующие в смысле отношений вещей и

процессов. Однако, поскольку пространство есть «место» единого и конечного

мира, оно оказывается в определенном смысле и субстанцией, т.е.

самостоятельно существующим «вместилищем» всех тел, принадлежащих миру. Это

заметный шаг вперед в понимании сложной природы, пространства и времени. Во

всяком случае, здесь создается возможность для различения отличных друг от

друга пониманий пространства и времени.

Значительное место в физике Аристотеля занимает проблема образования

сложных материальных тел различной природы. В основе учения о возникновении

тел лежит у него понятие первой материи. Определяемая как «лишенность»

формы и чистая возможность, она сама по себе ничто. Однако ей все же

присущи некоторые свойства, обусловливающие возможность образования из нее

элементов – стихий: это противоположности теплого и холодного, сухого и

влажного. Попарное сочетание этих основных свойств дает стихии: теплое и

сухое–огонь, теплое и влажное – воздух, холодное и влажное–воду, а холодное

и сухое–землю. Каждый из элементов имеет свое «естественное место: «огонь и

воздух движутся к границе [мира], а земля и вода– к середине. Крайние и

наиболее чистые [тела] – это огонь и земля, средние же и более смешанные –

вода и воздух» (Арист. О возн. и уничт., II, 3, 330 b). Через понятие

«естественного места» Аристотель «объясняет» такие процессы, как подъем

вверх огня (пламени) и теплого воздуха и опускание вниз воды и земли. По

сути дела тавтологичное (огонь располагается выше других элементов потому,

что его естественное место наверху) ,такое «объяснение» стало характерной

чертой позднейшей схоластической науки. Но тем самым Аристотель выводит

структуру космоса: в центре его лежит земля, «естественное место» которой

ниже всего, затем вода. Воздух и огонь. Впрочем, у Аристотеля есть еще и

пятый элемент, «эфир». Он не возник и неуничтожим, не подвержен ни росту,

ни какому бы то ни было изменению и образует субстанцию небесных сфер –

«места», в котором находятся небесные тела. Последние, в свою очередь,

также образованы из эфира. Самая внешняя сфера – небо неподвижных звезд,

затем идут Солнце, планеты и Луна – по одному светилу в каждой сфере.

Поскольку эфир и эфирные образования вечны, их движение может быть лишь

самым совершенным, т.е. круговым.

Огонь, воздух, вода и земля образуют «подлунный мир», в котором из них

возникают сложные тела. Из элементов образуются «гомеомерии»,

подобночастные тельца, из которых далее складываются остальные тела. В

отличие от фисиологов от Анаксагора до Демокрита, Аристотель представляет

возникновение сложных тел не смешением или соединением частиц, но подлинным

слиянием. Более того, естественное тело, поскольку оно имеет в себе

«форму», или «энтелехию», качественно отлично от составляющих его частиц.

Так углубление диалектического понимания возникновения, связанного с

принципом несводимости целого к сумме его частей, оборачивается

идеалистическим пониманием самого целого. Наиболее явственно сказалось это

в учении о душе.

Рассматривая живые существа, Аристотель и к ним подходит с точки

зрения соотношения материи и формы. Если форма вообще оказывается движущим

началом, то душа, естественно, оказывается формой, а тело – «материей»

органического существа. Более точно Аристотель определил душу как «первую

энтелехию органического тела» (О душе, II, 1, 412 b), т.е. жизненное начало

тела, движущее его и строящее его как свое орудие. Поэтому в живых телах

наиболее явственно обнаруживается целесообразная деятельность природы.

Соответственно своим функциям, душа делится на три рода. Функции питания и

размножения, наличные у любого живого существа, образуют питательную, или

растительную, душу. Ощущение и передвижение, свойственные животным,

образуют душу ощущающую, или животную. Наконец, мышление осуществляется как

деятельность разумной души – она принадлежит только человеку. Закон здесь

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12