Расцвет искусства в начале 20 века

Чернышевского, Добролюбова, Писарева, начавшегося господства

«художественного материализма». Основу же истинного искусства, говорил

Мережковский, составляет вечное религиозное мистическое чувство.

Но эта традиция искусства с развитием позитивизма прервалась, и только

в 90-е годы литература проникается предчувствием «божественного идеализма»,

неутомимой потребностью «нового религиозного или философского примирения с

непознаваемым». Мережковский обозначал три основных элемента будущей новой

русской литературы: первый — мистическое содержание; второй — символизация:

новая поэзия должна стать поэзией «символа», т. е. таким образным

воплощением "мысли художника, когда любые сцены жизни «обнаруживают

откровение божественной стороны нашего духа»; третий — «расширение

художественной впечатлительности в духе изощренного импрессионизма».

Еще более чётко формулировал основные социальные и эстетические

установки нового художественного направления и понятие символизма критик-

декадент А. Волынский (Флексер). Он считал, что декадентство явилось

непосредственной реакцией искусства на материализм. В работе «Борьба за

идеализм» (1900) Волынский писал, что «символизм есть сочетание в

художественном изображении мира явлений с миром божества... жажда религии

создала то новое направление, которое называется символизмом».

В работах Минского, Мережковского, Волынского основные положения

символистской теории искусства уже выражены с достаточной определенностью.

Большую роль в популяризации идей символистов, их практическом воплощении

сыграл журнал «Северный Вестник».

К началу века признанным вождем и руководителем символистского движений

в России становится В. Брюсов. Как теоретик символизма он выступает в

середине 90-х годов. Эстетические взгляды Брюсова выразились во

вступительных статьях к первым поэтическим сборникам «Русские символисты»

(1894—1895), большинство стихов в которых принадлежало Брюсову, к его

книгам «Chefs d’oeuvre» (1894—1896), «Me eum esse» (1896—1897), «Тetria

Vegillia » (1898—1900) и в статьях о литературе и искусстве. Ранний Брюсов

обосновал свою концепцию символизма, опираясь прежде всего на философию

Канта и эстетические идеи А. Шопенгауэра, который, как и Ницше, оказал

сильнейшее влияние на философию и эстетику символизма. Но, в отличие от

Мережковского, Брюсов не сводил содержание искусства к мистике. Цель

искусства он видел в выражении «движений души» поэта, тайн человеческого

духа, личности художника. В статье «Ключи тайн» (1904), открывшей первый

номер журнала символистов «Весы», Брюсов подводит итоги своим эстетическим

исканиям этих лет.

В «Ключах тайн» Брюсов отвергает и теорию утилитарного искусства, и

теорию «искусства для искусства». Основной тезис статьи — в отрицании

возможности любой эстетической теории решить вопрос о природе

художественного творчества. Сущность мира непознаваема, считает Брюсов,

следуя за Кантом. Научное познание его обусловлено нашей

психофизиологической организацией. Мир изначально воспринимается нами как

феномен, т. е. в формах и категориях, принятых нашим сознанием. Но сознание

всегда обманывает нас, перенося свои свойства и закономерности на мир

внешний. Мысль, разум, наука бессильны преодолеть этот барьер, ибо

представления человека о сущности мира всегда заведомо неистинны. Это

относится, по мысли Брюсова, и к любой теории искусства, которая может

рассмотреть лишь отношения явлений, но не может проникнуть в сущность и

природу искусства.

Однако сущность мира все-таки может быть постигнута, но не рассудочно,

а интуитивным путем... Развивая свою теорию искусства, Брюсов опирается на

эстетическое учение Шопенгауэра. Он, как и все символисты, принял

шопенгауэровское противопоставление интуитивного познания сущности мира

познанию научному. Шопенгауэр считал, что рассудочное познание мира «имеет

дело только со своими собственными представлениями». Человеческая личность

тоже воспринимается нами как «представление». Одновременно она есть часть

мира и «вещь в себе». Исследуя ее вне рассудочных форм и категорий, можно

обнаружить, оказывается, в ней и сущность мира. Углубляясь в сущность

личности, мы постигаем сущность мира; видимый же мир предстает перед нами

как явление, тень сущностного. Сущность мира, таким образом, может быть

познана лишь интуитивными методами искусства, в котором особое положение

занимает музыка, так как она не только непосредственно отражает сущностные

идеи мира, но и является объективизацией в нас «мировой воли».

Эту метафизику искусства Брюсов воспринял у, Шопенгауэра. Выход из

«ложности» научного познания он, как и Шопенгауэр, видел только в

искусстве. «Эти просветы, — писал Брюсов, — те мгновения экстаза,

сверхчувственной интуиции, которые дают иные постижения мировых явлений,

проникающие за их внешнюю кору, в их сердцевину. Исконная задача искусства

и состоит в том, чтобы запечатлевать эти мгновения прозрения, вдохновения».

Разделив с Мережковским кантовское понимание задач искусства, воспринятое

через призму учения Шопенгауэра об интуитивном познании мира, Брюсов, даже

в период этих метафизических деклараций, не разделял идеи о мистическом как

единственной содержательной реальности искусства.

История русского литературного символизма начинается с двух

литературных кружков, возникших почти одновременно — в Москве и Петербурге.

На основе общего интереса к новой западной философии (Шопенгауэра, Ницше) и

творчеству европейских символистов в Москве возникают декадентские студии

стиховедения и поэтики. В. Брюсова, К. Бальмонта, Ю. Балтрушайтиса, С.

Полякова, ставшего впоследствии издателем центрального символистского

органа журнала «Весы», и других объединяют резко выраженный индивидуализм,

эстетизм, отрицание общественной значимости искусства. В Петербурге

возникает другая' группа декадентов, философско-эстетические позиции

которых определенно отличались от позиции московских литераторов. В эту

группу входили 3. Гиппиус, Д. Мережковский, Н. Минский. Был близок л ним В.

Розанов. Крайнему индивидуализму москвичей и их «чистому эстетизму» они

противопоставили, опираясь на русскую идеалистическую философию,

христианскую мистику, позже — идею «религиозной общественности». Символизм

для них стал категорией мировоззрения, а не только литературной школой.

Наметившиеся расхождения четко обнаружились уже в начале 900-х годов, когда

в Петербурге начинает издаваться под фактическим руководством Мережковского

«неохристианский» журнал «Новый путь» (1903—1904), объединивший философов,

богословов и литераторов - «неохристиан».

Обе группы русских символистов вскоре объединились и выступили как

общее литературное направление. В конце века в Москве возникает

издательство «Скорпион» (1899—1916). Начинает издаваться альманах «Северные

цветы», литературным руководителем издательства к 1903 г. фактически

становится Брюсов. Он ведет подготовительную работу по организации журнала

символистов, в котором думает объединить всех деятелей «нового искусства».

Журнал начал издаваться (с 1904 г. под символическим названием «Весы» (одно

из созвездий Зодиака, расположенное по соседству с созвездием Скорпиона).

«Весы» были близки современным европейским журналам, пропагандировавшим

модернистское искусство. На страницах журнала печатался литературный и

критико-библиографический материал.? Объектом ожесточенных теоретических

нападок журнала, объединившего «шосковский» и «петербургский» символизм,

стали уже давно определившиеся противники — материализм в философии,

реализм и «тенденциозность» в искусстве. С этой позиции (самой резкой

критике журнала подверглись писатели - реалисты, публиковавшие свои

произведения в литературных сборниках «Знание», прежде всего М. Горький.

Одновременно с Брюсовым на страницах журнала «Весы» выступает другой

теоретик русского символизма — Вяч. Иванов. Его взгляды на искусство

значительно отличались от брюсовских. Иванов развивал мысль о необходимости

преодоления индивидуализма на почве «теургических воззрений». Идея

религиозно понимаемой коллективной связи людей, «соборности», становится

основной в его философских и эстетических статьях. Причем понятие

«соборности» сочеталось у Вяч. Иванова с представлением о новой России,

которая якобы стоит на пороге всенародной религиозной культуры. Поэтому и

путь развития искусства, по Иванову, — в движении от индивидуализма и

субъективизма к «национальной почве», к религиозно понимаемой народности.

Тогда-то и возникнет некая всенародная религиозная культура, основой

которой станет миф. Задача искусства, считает Иванов, в создании этой новой

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15