Книга: Татьяна Бенедиктова "Разговор по-американски"
Янки из Коннектикута
Свое жизнеописание уже состоявшийся американский кумир начал, как и положено, с обстоятельств рождения и раннего детства: «Я родился в городке Бетел, штат Коннектикут, 5 июля 1810 года» (с. 25). Именно из штата Коннектикут в Новой Англии происходили, как считалось, самые шустрые из шустрых «янки». Эту стереотипную роль Барнум охотно и сознательно разыгрывал в жизни, причем был в ней исключительно органичен, — свою автобиографию он в итоге посвятил «Всеобщей нации янки, принадлежностью к которой горжусь».
Воспоминания Барнума, как и автобиография Франклина, — повесть о самосозидании. Как и Франклин, он подчеркивает, что воспитанием и образованием обязан не столько институтам, традиционно за это ответственным (семье, школе, церкви), сколько личному опыту и «школе жизни». Ав-
152 Wicke J. Advertising Fictions. Literature, Advertisement, and Social Reading. N.Y.: Columbia University Press, 1988. P. 56.
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
109
торитет старших и опора на наследственную мудрость в этом опыте кое-что значили, но образом, явно нетрадиционным. Так, дед героя (Финеас Тейлор Барнум-старший) был мировым судьей, человеком, уважаемым в деревне, но, кроме того, слыл большим шутником и внуку оставил не богатство, а практический урок жизненного поведения. Урок имел характер розыгрыша, который длился несколько лет. Барнум-млад-ший сызмала был уверен в том, что является собственником ценнейшего участка земли, что во владение дедовым даром он должен вступить по достижении совершеннолетия. Все годы детства его поддерживали в этом убеждении и сам дед, и отец, и все домашние, и даже соседи. Каковы же были потрясение и разочарование десятилетнего мальчика, когда, добравшись наконец до заветного участка, он обнаружил перед собой бесплодную и бесполезную болотистую пустошь! На годы растянувшаяся «практическая шутка» была, безусловно, жестока по отношению к младшему члену семейства. Но именно рассказом о ней открывает Барнум свою автобиографию, и в рассказе этом (как и в рассказе Франклина о «надувшем» его губернаторе) нет и тени горечи и обиды. В свете позднейших опытов жизни очевидно, что «шутка» заключала в себе не так злой умысел, как своего рода прививку от излишнего простодушия (больших ожиданий на пустом месте) — эффективный, хотя и небезболезненный урок рыночного поведения, в рамках которого слепая доверчивость — опасный изъян, а трезвая проницательность взгляда — ценная добродетель.
Обман, его разоблачение и последующая переоценка как розыгрыша (замечательного даже и с точки зрения жертвы) занимают в автобиографии стратегически важное место — освещаются как «обряд перехода», приобщения к взрослому, торговому, мужскому сообществу. В следующем «классе» жизненной школы партой Барнума станет прилавок. «Торговля оказала большое влияние на мой характер и всю мою будущность». Интересно, что больше и прежде всего торговля ассоциируется для него на этом этапе с духом комизма, иронии и состязательности: «Я оглянуться не успел, как моя лавка превратилась в нечто, вроде клуба: тут и трибуна для местных говорунов, и подмостки для всякого рода розыгрышей и зрелищ. Своей всегдашней (и нельзя сказать, чтобы умеренной) склонностью к смешному я, по крайней мере отчасти, обязан опыту, нажитому в юные годы, в бытность деревенским торговцем. В лавке, этом любимом пристанище шутников и остроумцев со всей округи, царило большей частью простодуш-
по
Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
ное и искреннее веселье. Здесь происходило немало уморительных сцен, в иных из которых я участвовал сам, хотя чаще предпочитал роль слушателя и зрителя» (с. 52—53).
Даже в скромном деревенском варианте торговля подразумевает живой обмен, который легко оборачивается жульнической подменой: «Скорняки подшивали к дрянному меху чуть-чуть наилучшего и продавали нам шапки якобы из бобра. Зато и мы не отставали: намешаем, бывало, разных сортов чая или спиртного и придумаем имя позавлекательнее» (с. 33). Граница между обманом и преувеличением, обманом и эффективным рекламным ходом в этой среде крайне неопределенна, — критерием, утверждает Барнум, могла быть только местная конъюнктура, принятые правила игры. «Открыв свое дело в Бетеле в 1831 году, я громогласно расхваливал свой товар, утверждая, что продаю его "на двадцать пять процентов дешевле", чем любой из моих соседей. Я использовал в этом случае прием, настолько распространенный и привычный в торговле, что никого, я уверен, не обманул всерьез преувеличенностью своих обещаний: самому ярому поборнику нравственности недолго было впасть в заблуждение, перепутав мою рекламу со своей собственной» (с. 45). Чтобы не «обмануться всерьез», назидает автобиограф, важно не доверять впечатлению, укреплять волю самодисциплиной, опасаться абстракций и ни о чем не судить «вообще». В случаях, когда (и если) покупатель не уступает в ловкости продавцу, их общение принимает весьма изощренный характер и становится источником наслаждения для обоих.
Помимо торговли Барнум в молодые годы занимался организацией лотерей, книжных аукционов, а также издательской деятельностью. В качестве редактора (а заодно и распространителя) газеты «Глашатай свободы» он неоднократно страдал за свободу слова, один раз даже сидел в тюрьме (выход на свободу сопровождался митингом, отрек-ламированным в ближайшем номере газеты как «Триумф народа»). Но газета, увы, дохода не приносила, лотереи попали под общественный запрет, а лавка обанкротилась. В течение нескольких месяцев — как бы репетируя авансом один из самых блестящих этапов будущей карьеры — Барнум путешествовал по восточным и южным штатам с маленькой цирковой труппой, которая состояла из жонглера, скрипача и чернокожего брейк-танцора, а называлась почему-то «Научный театр». Труппа тоже вскоре распалась, но ни один из этих ранних опытов даром не пропал: именно мир «медиа», популярной политики, торговли и развлечений вооружил
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни.
111
Барнума коммуникативной стратегией, которая помогла ему в итоге «сделать себя».
Начало карьере шоумена положил нашумевший в 1835 г. «аттракцион» с Джойс Хет, негритянкой, в молодости якобы нянчившей самого Джорджа Вашингтона. В свои сто шестьдесят с лишним лет, как сообщали газеты со слов Барнума (в порядке платной рекламы? любопытной информации? откровенной «утки»? — о том, как эти сообщения прочитывались разными людьми, можно только гадать), старушка была на удивление бодра и рассудительна — умела поддержать беседу («особенно охотно со священнослужителями»), пела религиозные гимны, рассказывала поучительные случаи из жизни Вашингтона-мальчика. Публика реагировала на сенсацию с предсказуемым энтузиазмом: интерес к «древности» так удачно дополнялся апелляцией к патриотическому чувству! Желающих «за 25 центов, дети и прислуга бесплатно» лицезреть няньку отца нации находилось достаточно в каждом городе, куда приезжал Барнум со своей подопечной. Когда же поток любопытных стал иссякать, в бостонской газете появилась саркастическая заметка за подписью «Посетитель», где высказывалось и обосновывалось сомнение в том, что Джойс Хет женщина и вообще человек. Вероятнее всего, предполагал подозрительный Посетитель, это искусный автомат, сооруженный из китового уса, резины и множества пружин и приводимый в движение оператором, который одновременно чревовещатель. В результате «разоблачения» очереди за билетами снова выросли, собрав и тех, кто жаждал посетить аттракцион вторично. Люди желали удостовериться, что их в прошлый раз не надули, или же убедиться, что надули, но тогда понять, каким именно образом и насколько искусно. Увы, Джойс Хет вскоре умерла — по заключению медицинской экспертизы, в возрасте не более восьмидесяти лет. А 25-летний Барнум понял, что открыл секрет (гарантированно успешный модус) общения с публикой и тем самым — жизненную стезю.
Его первым любимым детищем, истории которого посвящена изрядная часть автобиографии, стал Американский музей в Нью-Йорке. Само заведение существовало и до Барнума как почтенный, но скучный приют естественно научного знания: «...дом казался мертвым, под стать скелетам да сухим змеиным кожам, в нем хранившимся» (с. 131). Барнум решил превратить Музей в аттракцион, для чего буквально вывернул его наизнанку: оборотил знание развлечением, не воспринимаемую широкой публикой ученость — вызывающе-
12
Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
зазывной поверхностностью. Уже с улицы преображенный Музей воспринимался как зрелище. Фасад — все четыре этажа — был разукрашен флагами, гигантскими изображениями птиц, животных и рептилий, вокруг горели яркие газовые фонари, а духовой оркестр на балконе издавал пугающий, зато совершенно бесплатный музыкальный шум (способ, объясняет в автобиографии Барнум, косвенным образом приманить публику к кассе: ведь ясно, что на большее и лучшее имеет право только купивший билет). Внутри здания посетителя ожидал резкий контраст: таинственно-темные галереи, закоулки, винтовые лестницы, загадочные фигуры и формы вдоль стен. Ассортимент зрелищ, предлагаемых музеем, был впечатляющ: «дрессированные собаки, ученые блохи, автоматы, жонглеры, чревовещатели, живые статуи и картины, цыгане, альбиносы, толстяки, великаны, карлики, канатоходцы, живые "янки", пантомимы, музыкальные номера, пение и танцы, панорамы, макеты Ниагарского водопада, Дублина, Парижа и Иерусалима, диорамы, изображающие Творение, Потоп, грот фей и шторм на море, впервые в Америке — английский театр Панча и Джуди и итальянский Фанточини, механические фигуры, художественное дутье стекла, вязальные машины и прочие достижения механики, американские индейцы, изображающие на сцене свои воинские и религиозные церемонии, — все это и еще многое другое пользовалось исключительным успехом у публики». Перечисленные диковины — каждая сама по себе — не отличались изысказанно-стью, да и не они были предметом неусыпных измышлений, забот и расчетов директора Музея, — не они, а те, кто приходил на них посмотреть. «Возбудить интерес и воображение публики, дать пищу толкам и всевозможным переживаниям» (с. 125) — в этом он видел главную задачу, которую решал блестяще.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71